День триффидов [День триффидов. Куколки. кукушки Мидвича. Кракен пробуждается] - Джон Уиндэм

— Никаких «хм»! Когда у тебя в одно ухо влетает, а в другое вылетает, что в этом хорошего?

— Не думала ли ты, что Матет выложит тебе готовенький материал на целую передачу? Мало-помалу кое-что накапливается, вот и еще одна капля. Огорчаться не стоит. Кстати, он никак не связывает это с болидами?

— Да нет. Я попыталась навести его на эту мысль, но он не отреагировал. Матета интересуют только факты, и вообще он был очень осторожен в высказываниях. Мне даже показалось, он сожалеет о том, что согласился на встречу. Знаменитость, не поддающаяся ни на лесть, ни на уговоры. Ничего, кроме фактов, никаких тебе гипотез или догадок. Одно желание — не подмочить репутацию, как уже случилось с Бокером.

— С Бокером?! — воскликнул я. — Как хорошо, что ты напомнила. Уж он-то наверняка в курсе всех событий и имеет на этот счет свою теорию.

— После той пресс-конференции он избегает общения с прессой. — Филлис покачала головой. — И неудивительно: такая шумиха! Слава Богу, мы не принимали в этом участия.

— Будем тянуть жребий — кому звонить? — предложил я.

— Я сама.

— Меня восхищает твоя непрошибаемая самоуверенность. Хорошо, давай.

Я развалился в кресле и с упоением слушал, как искусительница Филлис, пройдя через обычный ритуал объяснений касательно И-би-си — Би-би-си, очаровывает светило науки.

Нужно признать, Бокер имел смелость и силу пойти против общественного мнения и не отказаться от своей, ставшей в одно мгновение непопулярной, теории. Но он сразу же дал нам понять, что не имеет ни малейшего желания ввязываться в пустопорожние споры, так как ему совсем не улыбается вновь оказаться посмешищем для толпы.

Бокер сидел перед нами гордый и невозмутимый, слегка склонив набок голову с пышной седой шевелюрой.

— Вы хотите знать мою гипотезу потому, что у вас нет никаких мало-мальски приемлемых объяснений? Прекрасно, мне не составит труда ее изложить. Вряд ли вы с ней согласитесь, но в любом случае прошу не упоминать моего имени. Когда до всех дойдет, что я прав, тогда другое дело. Я не ищу дешевой славы и не желаю, чтобы обо мне думали как о мелком трибуне. Договорились?

Я кивнул.

— Мы просто хотим, — пояснила Филлис, — воссоздать цепь событий. Если с вашей помощью удастся отыскать недостающее звено, мы будем очень признательны. Ну а если вы нам не доверяете, это ваше право, и мы его уважаем.

— Мне нечего возразить, так что приступим. Теорию о происхождении глубинного Разума вы знаете, не буду ее повторять. А нынешняя ситуация представляется мне таковой… Существа… назовем их так, благополучно устроились в экологической нише и следующая их задача — обустроить новое жилище на свой лад. Ведь они — самые настоящие первопроходцы, колонисты. Чем, по-вашему, станет заниматься человек, прибыв на новое место? Благоустройством. И вот то, что мы наблюдаем сегодня, — и есть первый результат их деятельности.

— И чем же именно они заняты? — спросил я.

— Почем я знаю? — Бокер пожал плечами. — Учитывая то, как мы их встретили, думаю, чем-нибудь вроде защитных сооружений. Скорее всего они добывают металл. Во впадине Минданао, а также в глубинах юго-восточнее бухты Падающих Кокосов работы идут полным ходом.

— Э-э… но горнорудные работы в таких условиях… — До меня дошло, почему Бокер пожелал остаться инкогнито.

— Откуда нам знать, каков уровень их цивилизации? Я могу привести вам множество примеров, где мы сами добились того, что на первый взгляд абсолютно невозможно.

— Это при давлении-то в несколько тонн, в кромешной темноте… — начал было я, но Филлис так взглянула на меня, что я тут же прикусил язык.

— Доктор Бокер, — сказала она, — вы обозначили две конкретные точки Мирового океана. Почему именно эти?

Бокер перевел взгляд на Филлис.

— Как однажды заметил мистер Холмс знаменитому тезке вашего мужа: «Самая большая ошибка — строить теории на пустом месте. Но пренебрегать уже имеющимися данными — умственное самоубийство». Я обладаю неплохим воображением, однако не могу представить себе ничего другого, кроме сверхмощного насоса, перекачивающего бескрайние залежи ила на поверхность океана.

— Но, — влез я, становясь в позу (мне порядком надоели постоянные издевки призрака мистера Холмса), — если, как вы утверждаете, они добывают руду, то почему цвет меняется за счет ила, а не за счет грунта?

— Прежде чем достигнуть рудоносных пластов, молодой человек, необходимо пройти огромный пласт ила, это во-первых, а во-вторых, согласитесь, плотность песка и ила значительно разнится: песок просто не успевает достичь поверхности и под собственной тяжестью опускается на дно.

К сожалению, мне не дали возразить.

— А все-таки, доктор, почему вы упомянули именно эти два места? — Филлис просто зациклилась на своем.

— Я не утверждаю, что в других местах ничего не происходит, но исходя из расположения, полагаю, что если там и ведутся работы, то с какой-то другой целью.

— С какой? — воскликнула Филлис, глядя на Бокера с поистине детским любопытством.

— Коммуникации. Вот, посмотрите сюда, — Бокер развернул карту, — немного ниже экватора — впадина Романш. Это узкий перешеек в подводных рифах Атлантического хребта — единственный проход, связывающий бассейны западной и восточной Атлантики. Здесь начинается изменение окраски. Причина наверняка вот в чем: некто на дне, мне сдается, не удовлетворен состоянием прохода — возможно, он загроможден обломками скал или мелковат, а может быть, слишком узок. Так или иначе, его как минимум нужно очистить от наслоений ила, что, видимо, и происходит. В общем, что бы то ни было, это каким-то образом связано с благоустройством.

Мы молчали, переваривая его слова.

— А вот эти две точки? — Филлис первая собралась с мыслями. — В Карибском море и Гватемальской котловине.

Бокер достал портсигар и предложил нам закурить, но мы вежливо отказались. Тогда он закурил сам, откинулся на спинку стула и, выпустив под потолок тонкую струйку дыма, произнес:

— Как вам понравится такая идея — туннель, связывающий Глубины по обе стороны перешейка? Вспомните историю Панамского канала.

В чем, в чем, а в узости мышления Бокера не упрекнуть, если уж он выдвигает теорию, так это действительно Теория. И что самое главное: еще никому не удалось его опровергнуть. Проблема в том, что бокеровские гипотезы совершенно неудобоваримы для нормальных людей. И как ни хороша была очередная его гипотеза, она костью застряла у меня в горле, что случается со мной нечасто, ибо я всегда считал себя чуть ли не шпагоглотателем. Так что до конца разговора я занимался тем, что пытался расправиться с этой злосчастной костью. У меня не было ни мыслей, ни слов, ни сил, чтобы хоть что-то противопоставить безукоризненной логике Бокера.